Непростой разговор о том, насколько же реальна опасность перетекания усугубляющейся дестабилизации из этой страны в постсоветскую Центральную Азию.

Информационное агентство Reuters в своем репортаже под названием «Мы проиграли: Некоторые американские ветераны говорят, что кровь, пролитая в Афганистане, была потрачена впустую» приводит такое высказывание Джейсона Лилли, бойца спецназа морской пехоты, который участвовал в нескольких сражениях в Ираке и Афганистане в ходе самой продолжительной войны Америки:

«Мы проиграли войну на сто процентов. Весь её смысл заключался в том, чтобы избавиться от талибов, а мы этого не сделали. «Талибан» одержит верх».

Сейчас в США находится много таких, кто берётся сравнивать уход американцев из Афганистана в 2021 году с их же оставлением Вьетнама в 1975-м, хотя нынешний хозяин Белого дома Джозеф Байден просит не делать этого, заявляя, что «народ Афганистана должен решать, какое правительство он хочет». Но поводов посыпать голову пеплом обнаруживается немало, и они подстёгивают атмосферу пораженчества. Газета Washington Post прямо так и пишет: «Достаточно сказать, что есть много виноватых в том, что, вероятно, запомнится всем как вторая крупная война – после вьетнамской, которую Соединенные Штаты проиграли».

Нетерпение – ахиллесова пята демократий

Уве Симон-Нетто, ныне проживающий в США бывалый немецкий военный журналист, в своей статье под названием «В связи с уходом США из Афганистана вспоминаются слова вьетнамского генерала», опубликованной в британской газете Financial Times, говорит так:

«Задолго до своей одержанной в 1975 году победы министр обороны Ханоя [то есть Северного Вьетнама, или Демократической Республики Вьетнам], генерал Во Нгуен Зиап сформулировал зловещее предсказание, с которым были знакомы все хорошо подготовленные военкоры вьетнамской войны, в том числе и я сам, ещё до прибытия в эту страну: «Враг [имеется в виду Запад] … не располагает психологическими и политическими средствами для ведения затяжной войны».

В своем грустном комментарии к падению Сайгона Адельберт Вайнштейн, блестящий военный эксперт газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung, резюмировал причину триумфа коммунизма в одном коротком предложении: «Америка не могла ждать».

Я уверен в том, что талибы знали, что нетерпение является ахиллесовой пятой демократий».

Сравнение хода и итогов войн во Вьетнаме и Афганистане с участием экспедиционных контингентов западных держав представляется не совсем корректным.

Потому что в первом случае имела место не столько герилья, сколько большая война, идущая с переменным успехом и сопровождавшаяся масштабными битвами войск США и союзного им Южного Вьетнама не только с формированиями Вьетконга (южно-вьетнамской партизанской организации), но также с регулярными вооружёнными силами Северного Вьетнама. А численность одного только американского воинского контингента там в 1968 году составляла 540 тысяч человек. В эту войну на Индокитайском полуострове были также в качестве союзников США втянуты Южная Корея, Австралия, Новая Зеландия и Таиланд. Решающее влияние на её исход оказала регулярная армия Северного Вьетнама, который поддерживали Советский Союз и Китай. И в апреле 1975 года первыми в южно-вьетнамскую столицу Сайгон, покинутую американцами, вошли северо-вьетнамские танки, и над городом был поднят флаг ДРВ (Северного Вьетнама).

А во втором случае до завершения периода осуществления боевой миссии НАТО (то есть до декабря 2014 года) действия талибов против экспедиционных сил североатлантического альянса имели исключительно характер партизанской войны. Крупных сражений с участием десятков тысяч людей и применением артиллерии, бронетехники и авиации с обеих сторон не было. Оно и понятно. Максимальная численность контингента коалиции в этот период составляла 140 тысяч военнослужащих, рассредоточенных по всему Афганистану (территория которого больше, чем площадь любой европейской страны, за исключением Российской Федерации) под началом пяти региональных командований. А отрядов «Талибана» (движение запрещено в Казахстане) – около 40 боевиков. С 1 января 2015 года в стране был дан старт небоевой миссии НАТО. В Афганистане были с целью её осуществления оставлены 12,5 тысячи военнослужащих и гражданских лиц. Альянс перестал участвовать в боевых действиях, сосредоточившись отныне на подготовке и консультировании представителей афганских силовых структур. Для размещения своих остававшихся в стране сил НАТО выбрало военные базы в Кабуле, Баграме, Джелалабаде и Кандагаре. Иными словами, ещё шесть с половиной лет назад западная коалиция фактически прекратила ведение войны против «Талибана». Уже тогда она решила, что задачи её боевой миссии выполнены. Результат же сейчас таков, каков он есть.

Пребывание армии США во Вьетнаме в 1960-1970 годах было бы уместнее сравнивать с пребыванием войск Советского Союза в Афганистане в 1970-1980 годах, потому что в обоих случаях вынужденный уход вышеназванных великих держав из этих стран был во многом обусловлен оказывавшейся противостоявшим им там силам деятельной поддержкой со стороны их главных соперников в «глобальном стратегическом соревновании». Во Вьетнаме СССР и Китай помогали Вьетконгу и Северному Вьетнаму противостоять американцам и их союзникам, а в Афганистане – уже США помогали моджахедам вести войну с советским воинским контингентом. Чем эти конфликты завершились, общеизвестно.

Фактор Пакистана в афганском конфликте

А вот при осуществлении американцами и их союзниками боевой миссии НАТО в Афганистане в 2001-2014 годах ни одна из других великих или просто крупных держав им препятствий политического, экономического, идеологического и тем более военного характера не чинила.

Считается, что талибов поддерживал и, судя по высказываемым сейчас официальным Кабулом открытым обвинениям в адрес официального Исламабада, продолжает поддерживать Пакистан, который, впрочем, такие предположения отвергает и публично действует как союзник США. Но тут всё, конечно, не так просто. Военная доктрина Исламабада гласит, что Пакистан не сможет вести свою игру на южно-азиатской геополитической шахматной доске и проецировать силу на регион как равная Индии держава, не контролируя Афганистан. Эффективное противостояние опасности оказаться окружённым Индией посредством обеспечения «стратегической глубины» – это концепция, предложенная четырёхзвездным генералом Мирзой Асламом Бегом, являвшимся с 1988 по 1991 год начальником генерального штаба пакистанской армии. Она предполагает использование вооружёнными силами Пакистана афганской территории в качестве «стратегической точки сбора», куда они в случае успешного индийского наступления могли бы отступить и перегруппироваться в целях нанесения контрудара. Кабульский режим, понятное дело, против даже гипотетической возможности использования своей страны как разменной монеты в чужой игре.

Но концепция «стратегической глубины» в восприятии пакистанских политиков сохраняет свою актуальность. Правда, теперь гражданское правительство в Исламабаде интерпретирует её как плацдарм для укрепления связей Пакистана с другими исламскими странами и такими постсоветскими центрально-азиатскими республиками как Узбекистан и Казахстан и превращения их в собственных союзников в своем противостоянии с Индией.

А в чём суть взаимоотношений Вашингтона с Исламабадом в контексте афганской ситуации? На этот вопрос пакистанский эксперт по международным отношения Насрулла Али в своем материале под названием «Это война«, опубликованном в газете Daily Times, дал ещё в январе 2018 года такой ответ:

«Несмотря на то что американцы располагают одной из крупнейших и сильнейших в мире армий, они не смогли победить несистемные силы в Афганистане. В этой связи возникает закономерный вопрос: а что там США вообще делают?.. Если Вашингтон был бы действительно заинтересован в уничтожении талибов, он мог бы сделать это, на первый взгляд, ещё тогда, когда Пакистан являлся одним из ближайших американских союзников. Но он умышленно не шёл на это, поскольку присутствие талибов в Афганистане и Центральной Азии по большому счёту всегда как нельзя лучше вписывалось в стратегию Пентагона. Как это объясняется? «Талибан» продолжал расширять свою деятельность в Афганистане, а в результате ситуация ухудшилась настолько, что группировка ИГИЛ также получила возможность закрепиться на афганской почве. Для Америки самое большое значение имеет то, что

дестабилизация Центральной Азии означает создание серьёзной угрозы для национальной безопасности России и Китая. Исходя из всего этого, можно сформировать чёткое понятие о том, что же это американцы делают в Афганистане.

Обвинение Пакистана не является оправданным, оно также не несёт в себе решения проблемы. Тут речь идёт о войне».

Приведённый выше пассаж, казалось бы, изложен в тональности, предполагающей наличие у автора предосудительного отношения к тому, что он рассматривает как подлинную сущность политики США в отношении Афганистана и его центрально-азиатских соседей. Иными словами, Насрулла Али через эту статью воспринимается как критически настроенный к Америке автор. Таких людей, как он, находится немало, и в этом нет ничего неожиданного. Несколько удивительным сейчас представляется другое. То, что вышеизложенное видение критически относящегося к США и пребыванию их войск в Афганистане пакистанского автора оказывается созвучным с оценкой патриотично настроенного американского эксперта по международным делам касательно потенциальных последствий завершающегося сейчас ухода сил НАТО из этой страны и расширяющихся на таком фоне масштабов деятельности «Талибана». Вот, посудите сами.

Эндрю Латем, профессор кафедры международных отношений в старейшем американском колледже Макалестер, в своей статье под названием «Каким образом уход США из Афганистана подорвет усилия России по доминированию в Евразии», опубликованной в авторитетным американском издании Hill, излагает следующее:

«Если вместо того, чтобы хвататься за универсальные рецепты и догмы либерального интернационализма, проявить более реалистичный подход к рассмотрению ситуации, опасения по поводу угроз ЛМП (либеральному международному порядку), теперь всё больше именуемому «порядком, основанным на правилах», и скорой сдачи Афганистана силам антилиберализма быстро сходят на нет. И по мере их улетучивания начинают высвечиваться контуры стратегического позитива. В первую очередь он проявляется в виде решительной остановки пролития американской крови в Афганистане и вливания американских денежных и иных ресурсов в эту страну. Однако не менее важно и то, что стратегический позитив в данном случае заключается также в том, что

последствия ухода США оттуда принимают форму дестабилизации южного фланга России и, таким образом, ослабляют способность Москвы следовать своим великодержавным амбициям как в Центральной Азии, так и в Европе».

Далее он ставит вопрос: «Как же так получается?». И сам же даёт на него такой ответ: «Что же, давайте рассмотрим вероятный исход вывода войск США – крах афганского национального правительства и появление на его месте эмирата талибов. Если такое произойдёт, и «Талибан» так же, как и многие революционные движения, станет стремиться экспортировать революцию, это вполне может дестабилизировать соседние государства Центральной Азии…

По всем этим причинам Москва просто не может позволить себе роскошь сидеть сложа руки, пока «Талибан» порождает дестабилизацию в регионе. Если Кабул падёт, Россия ещё глубже втянется в события становящейся всё более нестабильной Центральной Азии. И хотя вероятность того, что она снова попадет на «кладбище империй», весьма мала, риск того, что она окажется совсем рядом с ним, весьма высок.

Вот почему, с реалистической точки зрения, уход США из Афганистана не выглядит  стратегической катастрофой. В условиях нынешнего соперничества великих держав недопущение доминирования какой-либо страны в сердце Евразии должно быть целью американской глобальной стратегии.

Афганистан, в котором доминирует движение «Талибан», воодушевлённое собственной победой над Соединенными Штатами и намеренное продолжать свой повстанческий курс, вероятно, подорвёт усилия России – и, возможно, Китая тоже – по достижению подобного доминирования. Хотя такой исход, вне всяких сомнений, видится крайне нежелательным в Москве, в Вашингтоне его следует воспринимать гораздо более благосклонным образом. Ответ на вопрос, произойдёт такое или нет, во многом зависит от того, готов ли американский внешнеполитический истеблишмент наконец-то выйти за рамки либерального интернационализма прошлых лет и руководствоваться вместо него вневременной логикой реальности баланса сил».

Следует ли ожидать повторения Баткенских событий

При взгляде со стороны постсоветской Центральной Азии, в частности из Казахстана, картина предпосылок, приведших к формированию нынешней ситуации в Афганистане, и её потенциальных последствий видится не такой однозначной, какой она может представляться людям, находящимся в Америке или, скажем, в Европе. Потому что ход развития афганских событий не грозит превращением в непосредственную масштабную угрозу безопасности их стран и их самих. И они могут достаточно спокойным образом пускаться в вариативные рассуждения на эту тему и даже высказываться в отношении соседних с Афганистаном стран, оказывающихся перед лицом потенциальной опасности перетекания к ним оттуда дестабилизации, в том смысле, что, мол, жалеть их не стоит. Так, как это в ходе беседы с журналистом «Радио Свобода» сделал Энтони Кордесман, являвшийся в прошлом советником министра обороны США. Он в там, в частности, сказал так:

«Действительно, существует вероятность его превращения в центр международного терроризма, но она мала в сравнении с перспективой превращения Афганистана в серьёзный очаг региональной нестабильности. И, честно говоря, я не испытываю большого сочувствия к соседям Афганистана, учитывая их поведение в последние двадцать лет».

В данном случае соседи – это прежде всего Исламская Республика Пакистан, Исламская Республика Иран, а также постсоветские центрально-азиатские республики.

Надо признать, что упомянутая  Кордесманом «перспектива превращения Афганистана в серьёзный очаг региональной нестабильности» грозит постсоветскому центрально-азиатскому региону по меньшей мере повторением Баткенских событий 1999-2000 годов. Те давние случаи сейчас для одних – подзабытые воспоминания, а для других (в силу их юного или молодого возраста) – факты из прошлого. Поэтому здесь, думается, будет нелишним напомнить обстоятельства двух вторжений исламистов в постсоветскую Центральную Азию на рубеже веков. В конце июля 1999 года боевики «Исламского движения Узбекистана» (запрещёного в Казахстане) вторглись в Баткенский район Киргизстана. Киргизским силовым ведомствам при помощи узбекских вооружённых сил кое-как удалось отбиться от них. Бои продолжались три месяца. 22 ноября 1999 года тогдашний президент Киргизстана Аскар Акаев объявил, что юг страны освобождён от боевиков. Власти Киргизстана сделали помимо прочего и оргвыводы. В результате статус Баткена был повышен до уровня центра вновь созданной одноимённой области. Но на следующий год всё равно случился так называемый Баткен-2. В 2000 году боевики группировки «Исламское движение Узбекистана» напали также на Узбекистан. Летом 2001 года наблюдатели, наученные, так сказать, опытом предшествовавших двух лет, начали ожидать Баткен-3. Но тогда до осени такие события не повторились. А осенью грянуло 11 сентября, после чего США и их союзники вторглись в Афганистан и свергли правивший там режим «Талибана».

За последующие 20 лет рецидива баткенских событий 1999-2000 годов не случилось. Сейчас, по прохождении двух десятилетий, ситуация у южных границ постсоветского пространства складывается так, что невольно снова начинают вспоминаться те давние Баткенские события. 

Ахас Тажутов